Как и в любой другой день, сейчас Ева ухаживала за розами. Не было никакого другого занятия, которое ей доставляло столько же удовольствия. Виолончель, конечно же, не в счет. Сначала Еве казалось, что помещать оранжерею здесь – глупая идея, что розы не приживутся, не смотря на специальные подобающие условия. Конечно же, в этом была и ее заслуга – все цветы здесь были ухожены, опрятны; земля подходила им идеально, а температура и влажность полноценно способствовали довольно скорому раскрытию многих бутонов. Сейчас же Ева медленно прогуливалась вдоль кустов, легонько проводя бледной ладонью по алым лепесткам, отдаваясь мыслям и воспоминаниям. Сейчас она была расслаблена как никогда, и более ей ничего не надо было. И не смотря на то, что скоро ей придется возвращаться в колледж, она была полностью погружена в Средневековье. Каждая мышца ее тела была расслаблена, и она скорее медленно парила, нежели шла – так мягка была ее походка. Осмотрев все кусты, Ева взяла довольно большую металлическую лейку, аккуратно набрала воды из шланга и принялась поливать те рассады, которым была необходима влага. Это успокаивало и доставляло удовольствие. Цилиндр и перчатки покоились на небольшом столике у входа, через мутные стекла было видно, как вдали гуляют ученики… Еве нравилось быть в оранжерее, здесь никого не было, здесь никого не было слышно… Только она, и розы.

Отредактировано Eva Lockheart (2010-06-08 16:17:32)

Легкий звон ручки вернул Еву в этот мир. Чьи-то мягкие шаги, конечно же, означали, что кто-то зашел. Не поворачиваясь полностью, лишь вытягивая шею, демонесса повернула голову, чтобы посмотреть, кто там. Визитер ее, безусловно, удивил, Ева никогда не наблюдала интереса к розам у врача. Но с другом стороны, этот же самый визит ее несколько обрадовал, и даже льстил. Она не находила ничего странного и грешного в заинтересованности, поэтому на лице ее появилась мягкая вежливая улыбка, выраженная одними лишь уголками губ. Резко развернувшись, не разлив ни капельки из лейки, она посмотрела на зашедшего взглядом, находившемся где-то в диапазоне между «оценивающим» и «удивленным». Локхарт помнила о правилах, поэтому глаза ее вниманием перестали блестеть практически моментально.
-Добрый день, Энрике.
Она не считала дурным тоном обращаться к коллеге по имени и без различных приставок. Может, ему и было удобно и приятно называть ее «госпожой», ей же хватало обращения «на вы»
-Конечно, можете, тем более что после вашей лести я просто обязана позволить вам это.
Голос ее, мягкий и прохладный, она всегда держала ровным. Иногда даже старалась выдерживать в одном ритме, благо музыкальное расположение позволяло. «Интересный факт. Я здесь уже с пару месяцев, а любовь к розам проснулась у него только сейчас. Я не буду делать никаких предположений, а даже просто пропущу этот факт. Тем более что, мне этой крайне приятно и отчасти льстит. Не стоит говорить о том, что мои розы действительно заслуживают внимания»
-Но в с вашего позволения, я продолжу поливать цветы.
Ева, не дожидаясь ответа, вновь вернулась к поливке. Не стоило бросать еще несколько не политых цветов лишь потому, что в оранжерее она уже не одна.

Резко почувствовав себя не в своей тарелке, Лилия скуксилась и сделалась совсем уж невинной девочкой, скромненько встала в сторонке от двери, дождалась, пока хозяйка выполнит свой утренний ритуал и повернется, наконец, к ученице. За это время школьный врач обратил свой взгляд на девушку, поздоровался в одной лишь ему свойственной форме и начал почему-то по-кошачьи жмуриться. Почему по-кошачьи? Ну дак Лили в кошатинку перекидывается, она-то точно знает, как надо жмуриться! А Крикете, кажется, знал в этом толк. Даже не придется ему устраивать показательный мастер-класс по кошачьим жмуркам. Рааадует, рааадует…
Но вернемся к жизни. Как уже сказано выше, демоница обратила свой взор к нерадивой обладательнице шевелюристо-рыжей башки. Последняя мысленно всплеснула ручками и изобразила ужас, дескать, ааа, она на меня смотрит! На деле же, все было гораздо менее эмоционально и ограничивалось лишь фразой.
- Я, мисс Локхарт, решила к Вам забежать и скромно попросить о дополнительном уроке. – Джонатан смешливо улыбнулась, замечая за собой преувеличенную вежливость. – Безусловно, в какое время Вам будет удобно.
Тряхнув головой, девушка спрятала смеющиеся глаза за тут же растрепавшейся челкой. Было забавно слушать свой собственный голос, говорящий любезно и услужливо. Роль примерной девочки вполне удавалась юной представительнице рода Джонатан, что ее безмерно радовало. Возможно, тогда ее не спросят, с какого это фига Рыжик пришла с самого утра, а то придется сознаться, что глупая Лили просто банально не посмотрела на часы.
А я не виновата, не виновата я, да-а… Я просто часы свои радостно разбила, поду-у-умаешь. Мать сожрет и не заметит, но это тоже нева-а-ажно. Я ведь любимая дочка у нее, любимая и послушная! Не пью, не курю, матом не ругаюсь и с мальчиками не сплю!
Кхм. Надо же…
Зато в оранжерее было тихо, светло и пахло розами. Розами пахло так, что дух захватывало. А уж с особо чувствительным нюхом оборотня от этого запаха практически сносило и так шаткую крышу. Красноволосая Ева, видимо, очень сильно любила розы, раз создала им такие прекрасные условия. Цветы разрослись, выглядели сытыми и довольными жизнью. Странно было бы, если бы они были еще и недовольными!
- Розы у Вас все-таки шикарные, мисс. – Лилия отвернулась от очередного куста к Локхарт и лучезарно улыбнулась.
И вовсе она не задабривала демоницу! А искренне так считала. Как тесно связанное с природой существо, Джонатан не могла не восхищаться. Она вообще любила восхищаться и радоваться при виде каких-либо представителей флоры и фауны. Вот такая вот тонкая ранимая душа, ага.

Ева, опять же, несколько удивленная вопросом ученицы, позволила себе задуматься, да и вообще, оценить собственное время. Она достала из внутреннего кармана камзола часики, чья крышка открылась с легким звонким щелчком. План своего дня она, конечно же, и без того знала наизусть. Но глядя на мерно скользящую по циферблату красивую резную стрелку, Ева проще могла рассчитать то время, которое смогла бы уделить ученице, столь внезапно проявившей интерес к фехтованию. И Ева, разумеется, не могла отказать ей, ведь как никак, она преподаватель и лишь должна поощрять подобные инициативы. Бросив короткий последний взгляд на часы, демонесса закрыла их и убрала обратно, во внутренний карман белого камзола.
-Что ж, разумеется, я не могу проигнорировать твой интерес к моему предмету. Но, к сожалению, график у меня очень плотный и я смогу уделить тебе не более полутора часов в шесть часов вечера.
Да, дел у нее еще было много – программу подготовить, а кое-где уже и начать лекции читать. Нужно было разобраться кое с каким материалом, с некоторыми бумагами, да и о себе ни в коем случае не забыть. График есть график. Лилия Джонатан влезала в него лишь на полтора часа в шесть. Значит именно так оно и будет.
-У тебя какие-то конкретные вопросы, хочешь повторить упражнения?
Конечно, нужно сразу узнать, к чему готовиться, какой реквизит доставать. И ведь без этого – никак.

Ой, при лужку, при лужке-е-е, при широком по-о-оле-е-е…
Тишина-а-а…
Тишина появилась внезапно, так что Лили не успела отследить ее прихода. Зато жутко обрадовалась, благо это была спокойная тишина, а не какая-то там напряженная тишина, во время которой решается чья-нибудь участь. О да, у Джонатан хорошо была развита фантазия, тут не поспоришь.
При знакомом табуне-е-е ко-о-о-онь гулял на во-о-оле.
Летописцам неизвестно откуда Лилия знала данную песню, но откуда-то вот всплыла, мысленно нарушая тишину. Обидно, такая хорошая тишина редко в последнее время появляется, а песня так грубо ее прерывает. Не насладишься, эх! Впрочем, пора привыкать, что, чтобы голова была абсолютно пустой и без единой мысли, надо много выпить, поспать и встать на рассвете. Ага. Ой, проговорилась.
Ты гуляй, гуляй, мой конь, гуляй, наслаждайся.
Молодому казаку ты не попадайся!
Наконец-то тишину нарушили и снаружи. А то некрасиво выходило как-то, у оборотня там в голове песни и пляски народов Руси, а в оранжерее тишь да гладь. Врач Крикете вон вообще на поверку уснул, прислонившись к дальней стене.
= Что ж, разумеется, я не могу проигнорировать твой интерес к моему предмету. Но, к сожалению, график у меня очень плотный, и я смогу уделить тебе не более полутора часов в шесть часов вечера.
Девушка важно кивнула, делая вид, что да-да, дескать, мы понимаем, какой у Вас, миледи, плотный график, мы все понимаем. Улыбнулась на целых полтора часа, вырванных из оного «плотного графика». Лили же не злая, она просто немного набекрень.
- Спасибо огромное, мисс, мне как раз хватит.
Пауза.
Преподавательница прошла в сторону, грациозно, с видом человека серьезного. Ошибка лишь в слове «человек», а так – да. Насколько могла понять ее Рыжик, Ева была именно что серьезной личностью, у которой все расписано по часам, может даже по минутам. Тут, правда, пришлось прервать свои исследования, так как вышеописанная демоница вновь обратилась к нашей умнице, красавице и совсем даже не комсомолке.
- Скорее наоборот, выучить что-то новое.
Честный взгляд наивного ребенка, которому на день рождения подарили аж целого Калашникова.
Дзыыынь.
Тихий колокольчик некультурно стукнул по чувствительным ушам и замолк, словно так и надо. В оранжерее возник новый персонаж, на которого Лилия посмотрела с неким… интересом. Безумная головушка никак не хотела вспоминать, как зовут этого юношу. К тому же, он практически сразу обратился к хозяйке помещения с каким-то длинным вопросом, который девушка предпочла пропустить мимо ушей, вежливо отдав вожжи правления разговором Еве и говорившему в этот момент.
Как споймал казак коня-я-я…
Хлобыссь.
Нет, «хлобыссь» не было. Только Джонатан, отвернувшаяся и ушедшая в сторону Крикете, почти физически почувствовала, как что-то сломалось. Разбилось. Лишилось жизни. Оборотень резко обернулась и недовольно хмыкнула, поглядывая на нового гостя. В руках у того была сломанная роза.
- Как вы думаете, ему сейчас больно?
Ох, у нас тут завелся философ…
Рыжая прошагала к Ньюдако, имя которого для себя так и не вспомнила, и задумчиво обошла его кругом, будто бы это ей помогло бы. Потом остановилась прямо перед ним и, грустно улыбнувшись, спросила:
- Что же Вы так, юноша, пришли, и сразу все крушите? – шаг назад, и, не переставая улыбаться. – А цветку да, наверное, все же больно.
Девушка усмехнулась про себя. Она узнала этот свой тон. Таким тоном матушка разговаривала с отцом, когда тот напивался в зю-зю. «Тон психиатра с клиническим идиотом» - улыбалась мать, поясняя дочери резкую смену интонаций в голосе.
И нет, не собиралась она обижать юношу. Совсем!

Негодованию Евы не было предела. Конечно, ей могли и сделать выговор за то, что она собиралась сотворить. Но на ее лице появилась лишь гордость. Высокая, сильная, смотрящая с брезгливостью. Безусловно, то, как хам (невоспитанный, грубиян, дикарь, но это лишь цензура, в голове Локхарт перечисляла все те ругательства, что слышала от Королей Англии в сторону Франции) повел себя, то, как он поступил с ее цветами… Он заслужил смерти, разумеется. Но она, Ева, не палач. И тем не менее, легонько сжав пальцы правой руки, она приостановила течение крови в руке смельчака, дотронувшегося до ее детища. Нет, ничего серьезного, небольшая судорога, резкая, нервная боль, на миг, дабы невоспитанный выронил цветок. Тон Евы, обычно спокойный, стал более холодным и суровым. Да, она умела и так.
- Я бы не советовала вам проверять уязвимость того, что тщательно охраняется.
Она мило намекнула на то, что в следующий раз легкой болью она не отделается. И даже если вдруг (а у них была такая привычка, у учеников) он вспылит, Ева легко предупредит это. Она уже было только успокаивалась, но ведь нет. Цирк на сегодня окончен не был. Еще одна особа, но эта пока что ничего не вызывала. Но ведь нет, свое нейтральное расположение испоганила, во-первых, входом без приглашения, а во-вторых, странной агрессивной глупостью. Поняв, что выхода особого нет, Ева позволила себе более сильный замах рукой, нежели простое сжимание пальцев. Да, это означало, что силы она использует больше. И задачей было не просто боль вызвать остановкой крови, а именно что остановить саму руку. По идее, боли это не вызывало, разве что у цели сильнее началось бы биться сердце.
- И еще. Моя оранжерея – это не место, куда входят без стука. И уж тем более не место, где кривляются с ножами!
Да, Ева сорвалась на крик, холодный, жестокий крик. Последний звук отозвался эхом по стеклянному помещению.